Николай Цискаридзе – звезда русского балета, чье имя навсегда вписано в одну строку с легендами сцены Галиной Улановой, Марисом Лиепой, Майей Плисецкой и Владимиром Васильевым. Премьер Большого театра, блиставший на самых знаменитых сценах мира, от Парижской оперы до La Scala в Милане, сегодня руководит Академией русского балета им. А. Вагановой в Cанкт-Петербурге.

Мы знаем Цискаридзе не только как танцора и педагога, но и как шоумена – ведущего и участника телепрограмм «Танцы со звездами», «Шедевры мирового музыкального театра», «Взгляд». А теперь – еще и как героя эксклюзивного интервью журналу Premiere.

Николай, балет – из тех профессий, которые «забирают» человека рано и навсегда. Вы задумывались, кем бы вы могли стать, если бы не попали на балетную сцену?

Если бы я не стал артистом, стал бы доктором – оперирующим врачом, спасающим жизни людей.

Балетная школа – особый мир. Как на вас повлияло обучение в ней?

Обучение как таковое не представляло для меня сложности, я был вундеркиндом, местной достопримечательностью. Просто приходилось очень много стараться, а ребенок в таком возрасте не всегда этого хочет. Балет, спорт, музыка – это огромное количество скучной рутины, и мне очень не нравилось повторять по 20-30 раз все то, что у меня получалось с первой попытки. Но, к сожалению, это надо было делать в любом случае.

Сложнее было то, что мое обучение в балетной школе совпало с развалом Cоветского Cоюза. Это был очень непростой период: денег было не очень много, мы жили достаточно скромно, и все тяготы распада СССР я вкусил сполна. Мы с моей мамой в один день стали гражданами разных стран, я – России, а она – Грузии. Потом у нас были всякие проблемы с финансами: постоянная девальвация денег; банки периодически лопались, а мама была уже пенсионеркой и очень переживала по этому поводу.

Но что касается школы – повторюсь: мне было легко учиться, за меня было не стыдно ни маме, ни педагогам, и я, без ложной скромности, один из выдающихся учеников того заведения, в котором я учился и в прямом и в переносном смысле.

Насколько популярен сейчас балет – в целом и если судить по конкурсу в вашу академию?

Балет, наверное, сегодня не настолько популярен, как в середине ХХ века, но детей приводят много. Однако, к сожалению, сейчас нет такого количества способных ребят, как, скажем, в 80-е. Очень много больных детей, гораздо больше, чем здоровых – это большая проблема, ведь в балет мы принимаем только при полном отсутствии медицинских противопоказаний. И, конечно, таких способностей, какие были у меня или, например, у Светы Захаровой, сейчас у детей не найти.

Что скажете об уровне современного балета в России и за рубежом?

Классический балет всегда будет выше в России: за границей нет ни такой школы, ни такого драматического театра, ни таких традиций. Любая балетная классика – прежде всего русский балет. Даже то, что изначально создавалось и ставилось во Франции или Италии, вернулось туда из России в сильно измененном виде – благодаря русскому тяготению к драматическому театру. Поэтому все громкие постановки, такие как, например, «Жизель»– это уже русские версии.

Увы, сейчас налицо тенденция: во главе угла встают люди, сами так и не сделавшие карьеру. Искусство во всем мире находится в таком состоянии, что на передний план выдвигаются персоны бездарные, льстивые и кому-то угодные, а не талантливые. Те, кто руководит театрами, сами сделали максимум карьеру балетмейстеров и потому хотят пиарить прежде всего себя. Подойдите к любой афише, и вы увидите в первую очередь фамилии театральных топов от администрации, а не артистов, как должно бы быть. В России это большая проблема и трагедия, и потому говорить о новых именах в балете даже не приходится.

Говорят, во времена СССР наша страна была лидером по двум направлениям: ракеты и балет. Космическую гонку мы сейчас, пожалуй, скорее проигрываем – а как обстоят дела с балетом? Как полагаете, почему?

Что касается театрального продакшена – тут можно позавидовать англичанам или французам: они делают это более качественно. Что касается артистов – нет у них таких артистов и быть не может, но в этом плане, к сожалению, планка сейчас просела во всем мире одинаково.

Самое груcтное – то, что даже в таких классических спектаклях, как «Лебединое озеро», «Cпящая красавица» или «Жизель», нет талантов достаточного уровня. Есть просто люди, которые двигаются, подпрыгивают, делают какие-то пируэты. Сцену сумасшествия Жизели смотреть невозможно вообще, «Белое адажио» [из «Лебединого озера» – ред.] тоже – принц прижимается к Одетт, она трется о принца…

Вообще, целомудрие и поэзия из балета полностью ушли, какая-то глупость и абсолютная пошлость сейчас доминируют на сцене. Это всеобщая тенденция, и к этому привели те самые бездарные и безликие руководители, которые сами никогда не были артистами первого ранга, но благодаря каким-то льстивым качествам пробрались к рулю и теперь губят балет по всему миру.

Что бы вы посоветовали родителям, которые хотят сделать из своих детей звезд балета? С какого возраста лучше всего приводить ребенка в балет? Чем это обусловлено? Что посоветуете, чтобы заинтересовать детей танцами изначально и мотивировать в дальнейшем?

Детей надо приводить в балет с десятилетнего возраста – до этого бесполезно, но с родителями спорить невозможно. Мамаши представляют своих трехлеток в пачках, в фуэте и так далее, и сколько я ни объясняю, что это нельзя, вредно, что не надо так делать – втолковать нереально. Все хотят сразу поставить ребенка на пальцы, и чтобы он незамедлительно начал исполнять сложные па.

Я считаю, что это неправильно, и никогда не смотрю такие выступления. Кроме бездарности они ничего не показывают и кроме раздражения ничего не вызывают.

У ребенка должен сформироваться костяк; 10 лет – самое гармоничное время, чтобы начать заниматься балетом, и осваивать все надо очень продуманно и равномерно. А еще не надо забывать, что в пубертатный период все изменится. Маленький хорошенький ребенок может превратиться в крокодила, и наоборот, неказистый малыш вдруг берет и расцветает в прекрасного лебедя. Нужно помнить: природа возьмет свое, наследственность победит любые наивные надежды.

Что касается «как заинтересовать»… я даже не знаю: если ребенок захочет, он сам затанцует. Но в любом случае, вовремя привести его в театр, грамотно показать этот жанр, объяснить, в чем прелесть балета – все это зависит от родителей. Лично я очень счастлив, что мои родители в свое время очень продуманно и серьезно к этому отнеслись.

В прошлом году вы завели аккаунт в Instagram. Было ли это продиктовано тем, что медийной персоне нужно постоянно быть в тренде и на виду, или же вас это увлекло просто как процесс? Как относитесь к соцсетям в целом?

Инстаграм я завел во время карантина, буквально для одного раза – весь мир тогда ушел в интернет, а мне надо было дать интервью, и я обещал своему коллеге Юсифу Айвазову, что выйду в онлайн. А потом меня ученики уговорили оставить аккаунт, потому что за то непродолжительное время, что я давал интервью, на меня подписалось несколько тысяч человек. Это было так забавно, потому что я вообще этого не ожидал.

Я очень отрицательно отношусь ко всем соцсетям, хотя инстаграмом в последнее время пользуюсь и благодаря ему узнаю много новостей из мира балета, отслеживаю, как танцуют мои ученики и выпускники. К сожалению, в основном огорчаюсь, потому что танцуют они не очень удачно – но это обусловлено кризисом современных театров. Хотя ребята так не считают, они пиарят себя, восхваляют, поздравляют друг друга.

Иногда, глядя в инстаграме на чьи-то выступления, я просто думаю: господи, неужели им самим не стыдно это выставлять. Если бы я увидел себя в таком виде – а я записывал каждый свой спектакль, – я бы никогда больше не вышел на сцену. А иногда я вижу каких-то интересных людей и наблюдаю за тем, что происходит в мире – это стало очень удобно.

В своих интервью вы нередко рассуждаете о предательстве и подлости. А сами способны ли простить предательство? Ставила ли вас жизнь перед таким выбором?

Увы, подлости и предательства в мире очень много, и нас это все окружает. Вот мы говорили об инстаграме – меня потрясает, какое количество подонков и пустышек начинают рассуждать о вере, о каких-то нравственных целях. Это вообще меня приводит в оторопь, я не буду давать этому никакую оценку – я просто удивляюсь, насколько это стало распространено, и чем человек глупее, тем он больше о себе заявляет.

Что касается предательства – я не собираюсь никого прощать, простит Бог, а я стараюсь отойти от таких людей подальше и больше никогда с ними не общаться.

Конечно, жизнь ставила меня перед выбором. Один из ярких таких моментов был в 1995 году – знаменитая забастовка за Григоровича в Большом театре, а потом всех по списку вызывали и заставляли расписываться, что они якобы не участвовали в этом. Я тогда был единственный не подписавший, хотя меня очень конкретно и жестко пугали. Так что лично я сплю спокойно и общаться с людьми, способными на подлость, не хочу и не буду.

C чем вы никогда не сможете примириться? С какими людьми никогда не сядете за один стол и не пожмете руку?

Не могу вам сказать, что я не могу с чем то примириться – я все-таки христианин, надо все принимать и понимать. Но с людьми, которые совершили по отношению ко мне какие-то подлые поступки, я, конечно, не буду общаться и трапезничать. Иногда, правда, все равно приходится, потому что мы можем пересекаться на чьих-нибудь похоронах или юбилее. Это не мое мероприятие, и я никогда не позволю себе неуважительное поведение. Ну а так – я нормальный человек, такой же, как все, и не хочу иметь дела с подонками.

Что для вас самое дорогое в жизни?

Сама жизнь. Она прекрасна, и я ей благодарен за все мои победы, за много красивого и чудесного, а также – и за неудачи, которые выпадали на моем пути и многому меня научили.

Что для вас любовь?

Любовь – чувство, которое очень быстро улетучивается: без уважения она не может существовать. Вот уважение заслужить очень сложно, а любовь – она, как говорится, приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Так что, с моей точки зрения, это самое бесполезное чувство.

С другой стороны, у меня как у артиста, который постоянно играл спектакли с какими-то возвышенными чувствами, с драмами, с трагедиями, на сцене этого всего было столько, что в жизни мне стало вообще это неинтересно. Впрочем, я, конечно, люблю вот это состояние влюбленности – но его очень сложно обрести, это всегда происходит спонтанно, а не как такси, которое приезжает по вызову.